Парадоксально, но факт: мы скорее поверим в нечто невероятное, чем признаем очевидное (с)


5. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ДВУХ УПРЯМЫХ ЭМОТИВИСТОВ В ИТО КОНФЛИКТА (ЛСИ – ИЭЭ)
(Автор: Вера Стратиевская, ©2010).

Наивысшую точку "кипения" (или накала страстей) ненависть достигает в ИТО конфликта двух УПРЯМЫХ - ЭМОТИВИСТОВ - СТАТИКОВ — ЛСИ, Максима и ИЭЭ, Гексли. УПРЯМЫЙ Гексли, изыскивая способы перехитрить и подчинить своей воле Максима, втягивает его то в одну, то в другую игру, пробует то одни, то другие уловки, подбирает к его душе то одни, то другие "отмычки", входит в азарт, не замечая раздражения Максима и игнорируя его запреты. И спохватывается только тогда, когда Максим применяет к нему самые жестокие санкции, самое грубое и жестокое физическое воздействие, намереваясь хотя бы таким образом (рассчитывая жестоким и грубым вмешательством) эту игру прекратить. Гексли же (в том случае, если только отделается "малой кровью") даже после этого не прекращает свою игру: изобретает всё новые "уловки" и хитрости, которые, как ему кажется, вполне могли бы растопить сердце неподатливого конфликтёра - Максима, помогли бы его "приручить", сделать "тихим", "послушным" и "кротким", — готовым исполнять любое желание Гексли, любой его каприз.

Желая проверить намерения конфликтёра, Максим иногда напускает на себя добродушный и кроткий вид. Надевает маску смирения и покорности и ждёт, как поведёт себя Гексли. Тот, стараясь закрепить за собой достигнутые в трудной борьбе преимущества, моментально напускает на себя надменный и самодовольный вид, надевает маску высокомерия и начинает помыкать ЛСИ, Максимом, размывая границы между шуткой и серьёзными отношениями. Стоит только Максиму принять это хамство за чистую монету и рассердиться, как ИЭЭ, Гексли тут же напускает на себя обиженный вид и сообщает ему, что всего лишь позволил себе "пошутить", — на самом деле не стал бы так неуважительно к нему относиться. Но стоит только Максиму хотя бы немного смягчиться, как Гексли снова пытается закрепить "победу" за собой, ошибочно делая выводы, что Максим хоть и суров, но отходчив. Гексли снова пытается превратить ссору в шутку (чем опять же раздражает Максима) и пытается неловко умиротворить ситуацию, подбирая для этого путанные или уклончивые объяснения или не совсем подходящую "маску".

Максим, наблюдая по своей инертной деловой логике (-ЧЛ7) за сумбурной непоследовательностью поступков Гексли и соотнося их со своей программной логикой соотношений (+БЛ1), убеждается в бесконечной неискренности слов и поступков своего партнёра. Делает ещё несколько пробных вариантов этической проверки его целей, намерений, мотивов его поведения и приходит к окончательным и неутешительным выводам, рассматривая своего партнёра, как мелкого и цепкого "хищника", использующего любые ошибки и промахи соконтактника для достижения своих личных целей, для захвата новых и ещё более выгодных преимуществ. ЛСИ, Максим иногда начинает это замечать слишком поздно, — только когда оказывается существенно оттеснённым вниз — когда начинает ощущать себя "парией", рабом прихотей своего партнёра, объектом его лукавых и хитрых манипуляций, беспомощной "марионеткой" в его руках… Последствия этих воздействий Максим может себе прогнозировать: партнёр его не уважает, издевается над ним, унижает в присутствии посторонних (что происходит довольно часто), выставляет на посмешище перед друзьями и сослуживцами, глумится, кривляется, позорит его при "нужных" и важных людях, — и всё это для того, чтобы утвердиться (по факту происходящего) в своих глазах и во мнении окружающих.

Ситуация принимает совершенно неожиданный поворот, когда ИЭЭ, Гексли, желая оказать партнёру неоценимую услугу, начинает по собственной инициативе (в порядке самоутверждения) "помогать" Максиму делать карьеру. Причём только "своими" способами и самым кратчайшим путём. Тут уже маска презрения к партнёру сменяется нарочитой почтительностью. Действуя исподволь, тонкими, тактическими уловками, Гексли начинает заводить дружбу с его начальством и сослуживцами. Изъясняясь туманно и многозначительно, начинает давать далеко идущие обещания, предполагая, что и их ответная благодарность не заставит себя долго ждать (а как ещё может он доказать Максиму свою верность и преданность?).

Тут уже Максиму не остаётся ничего другого, как сменить место работы (что он сделает с крайним неудовольствием!), сменить круг друзей, круг общения, чтобы оказаться как можно дальше от участников этой неприятной истории.

Гексли будет этим удивлён и раздосадован: его усилия остались не оценены, оказались напрасны. И он ещё не раз будет рваться в бой, стараясь "услужить" партнёру, доказать, что может быть ему полезен. Но теперь уже Максим, проявляя бдительность, ограждает Гексли от контактов с сослуживцами. Стараясь не давать повода для сплетен, домой их к себе не приглашает, на корпоративные вечеринки ходит один. Если его спрашивают о супруге, на ходу придумывает отговорки.

Одновременно с этим, Максим ужесточает контроль над конфликтёром. Сполна испив чашу унижения, он начинает жестоко терроризировать Гексли. Держит его взаперти, ограничивает его круг общения, сам перестаёт появляться ним в обществе — кому приятно чувствовать себя униженным, быть осмеянным своими товарищами и сослуживцами?

Страдая от этих ограничений, Гексли начинает возмущаться, роптать, пытается бороться за свои права. И тут уже отношения переходят на сильные для Максима системные, логические позиции: Гексли отстаивает свои законные, конституционные, социальные права, Максим их оспаривает своим категоричным тоном и авторитарным мнением ЛОГИКА - СУБЪЕКТИВИСТА (с позиции своей логической ЭГО - программы). А потом с позиций своей гибкой и манипулятивной, деспотичной волевой сенсорики (-ЧС2) запрещает Гексли даже заикаться о своих правах (в отместку за все прошлые злоупотребления его доверием, из - за которых он натерпелся стыда и позора, когда Гексли, унижая его при посторонних, самоутверждался, как мог, навязывая своё превосходство и демонстрируя своё безраздельное господство над ним). Теперь уже Максим, наученный горьким опытом, игнорирует заискивающую покорность Гексли, не поддаётся его ложным посулам и уверениям. И в память о пережитом позоре наотрез отказывается появляться с ним в обществе. Гексли может надолго надеть на себя маску скромности и смиренно нести свой крест. Может подчиняться деспотичной воле Максима и изображать из себя невинно осуждённого мученика, но всё это ему уже не поможет, — у Максима хорошая память: он помнит глумление и насмешки само утверждающегося на его промахах и оговорках Гексли, помнит и реакцию окружающих на этот пошлый фарс, помнит ощущения стыда за пережитое унижение и прощать нанесённых обид конфликтёру не собирается.

Маска "скромника - праведника" всё чаще появляется на лице Гексли, нашедшего, как ему кажется, удобную для себя позицию в ИТО конфликта и подобравшего соответствующую ей "защитную окраску". Перед знакомыми и друзьями он, заявляя о своём нравственном превосходстве, выставляет себя безгранично терпеливым страдальцем. И постепенно эта этически выигрышная для него социальная маска (в соответствии с которой он ставит себя "выше" того унижения, которому его подвергают) перестаёт быть для него только поверхностной и лицемерной игрой, но становится частью его личности, частью души, частью сути его отношений с партнёром.



По этой версии выходит, что и Дездемона, флиртуя с Кассио, пыталась помочь Отелло сделать карьеру?

— А кто скажет, что это не так? Она ведь действительно призналась Отелло, что любит Кассио, предполагая, что он (как и она) примет эту любовь за "дружеские отношения". И кроме того, пытаясь манипулировать Отелло (упрашивая его простить Кассио), она действительно пыталась заставить его быть великодушным и снисходительным к проступкам своих подчинённых, полагая, что этим он покорит их сердца, завоюет их любовь, уважение и тем самым ещё больше поднимет свой авторитет в их глазах.

На деле же всё получилось наоборот: постоянные конфликты с женой пошатнули его репутацию. У сенаторов, назначивших его на пост губернатора Кипра, это стало вызывать подозрение, и его отстранили от занимаемой должности. На его место назначили Кассио (чему несказанно обрадовалась Дездемона). Всё это переполнило чашу его терпения. И досаду за нанесённую ему обиду он выместил на жене: ударил её в порыве гнева. И не где - нибудь, а на торжественном, дипломатическом приёме, в присутствии посла Венеции, Лодовико.

Объясняя присутствующим свой поступок (бессвязно, эмоционально и в общих чертах), он очень презрительно отозвался о своей жене:

"Отелло (о Дездемоне, обращаясь к Лодовико):
Ну вот она, распоряжайтесь ею!

Лодовико:
Распоряжаться?

Отелло:
Да. Ведь вы просили
Вернуть её назад. Ну вот. Она
Умеет уходить и возвращаться,
И уходить, и снова приходить,
И может плакать, сударь, может плакать.
Послушная, послушная жена,—
Малёванное, грубое притворство!
(к Дездемоне) — Лей слёзы, лей.
(к Лодовико) — Я прочитал приказ о возвращенье.
(к Дездемоне) — Скройся! Будет надо, я позову.
(к Лодовико) — Я к выезду готов в любое время.
(к Дездемоне) — Говорят, исчезни!

Дездемона уходит.

Отелло (обращаясь к Лодовико):
Дела сдам Кассио. Ну а теперь
Прошу откушать вас сегодня с нами.
Добро пожаловать, желанный гость,
На остров Кипр. (Ругаясь в сторону) — Козлы и обезьяны!

Уходит.

Лодовико:
И это мавр, который восхищал
Сенат уравновешенностью духа,
Которого ни бури, ни труды,
Ни страсти, ни опасности не брали?

Яго:
Он очень изменился.

Лодовико:
Он здоров? Он не в бреду?

Яго:
Судить о нём не смею.
Он то, что есть. А если он не то,
Чем должен быть, пусть Бог ему поможет
Стать тем, чем надо.

Лодовико:
Но бить свою жену!

Яго:
Как это ни противно, я желал бы,
Чтоб это было худшим из всего." 1
___________________________________

1 Уильям Шекспир, "Отелло" (перевод Б. Пастернака), Москва, "ЭКСМО ПРЕСС", 2001.

— "Худшим" оказалось то, что Отелло пришлось стать убийцей…

читать дальше